Христианская церковь осуждала даже те магические операции,  которые ставили перед собой благие цели. Знахарь, исцеливший  заговорами соседскую корову, подлежал столь же суровому наказанию, что  и ведьма, наславшая на эту корову порчу. Но греческая религия была  далеко не столь сурова: она не подчинялась церковным авторитетам. Бережно поддерживая старинные обычаи, она в то же время приветствовала  новые откровения. Главное, чтобы магия преследовала достойную цель и  служила общему благу. И это условие относилось ко всем, кто занимался  практической магией, - как к жрецам, так и к "свободным художникам" в  области магического искусства.
Платон в "Законах" постановляет: "Если окажется, что человек  из-за своих магических узлов, заговоров и заклинаний уподобился тому,  кто наносит другому вред, пусть он умрет,  если он прорицатель или  гадальщик". Однако в "Тимее" он объявляет гадание на печени  жертвенных животных благим и вполне законным действием, ибо "цель бога  состояла в том, чтобы исходящее из ума мыслительное воздействие  оказалось отражено печенью, словно зеркалом, которое улавливает  напечатления и являет взору призраки". С третьей стороны, то же  гадание, сопряженное с преступлением, каралось смертью: Аполлоний  Тианский предстал в Риме перед судом, когда "было объявлено, что он  принес в жертву некоего отрока, дабы узнать тайны будущего посредством  гадания на внутренностях юноши". Такие случаи, по-видимому, не были  единичными, ибо против них была направлена отдельная статья закона.
  Способность к спонтанному пророчеству считалась божественным  даром, ниспосылаемым лишь тем, кто его достоин, и в особые моменты  жизни. В платоновской "Апологии" Сократ, выслушав смертный приговор,  объявляет: "А теперь, о мои обвинители, я желаю предсказать, что будет  с вами после этого. Ведь для меня уже настало то время, когда люди  особенно бывают способны пророчествовать, - когда им предстоит  умереть".
В "Пире" же Платон именует искусство гадания "творцом дружбы  между богами и людьми".
  Первым пророком и основателем всех мистерий считался мифический  Орфей. "Своей музыкой он возвращал мертвых к жизни". Орфическая  религия процветала в Греции уже за шесть столетий до Рождества  Христова. Голова Орфея хранилась на острове Лесбос и верили, что она  сохранила свою магическую силу и способна предсказывать будущее. Легендарного прорицателя Мелампа змеи научили языку птиц. Еще один  мифический провидец, Эпименид, прожил три столетия, а проспал из них  всего тридцать лет. В Афинах открывал людям тайны грядущего  божественный ясновидец Мелисанг. Бакис был одержим нимфами: эти дочери  рек и ручьев изрекали истину его устами. Последним из этого избранного  общества был Аполлоний Тианский, живший уже в I веке н.э. Говорили,  что он обладает поистине божественным могуществом. Во многих  малоазиатских общинах возводили храмы и святилища в честь этого  соперника Иисуса из Назарета(.
  Ясновидение теснейшим образом было переплетено с повседневными  религиозными обрядами. Оракулы богов предсказывали будущее, а  старики-прорицатели надзирали за жертвоприношениями и прочими  религиозными церемониями. По внутренностям жертвенного животного, по  цвету и форме жертвенного огня сперва определяли, принята ли жертва  божеством и угодна ли она ему, а затем получали ответы на вопросы о  будущем, приобщаясь к божественной мудрости.
 
Слово "оракул" означает "ответ". Чтобы получить оракул, жрецы  обращались к богу через посредничество пифии - женщины-медиума. Пифия  входила в транс, вдыхая наркотический дым или ядовитые испарения,  поднимающиеся из расщелин в земле. В Аргосе с той же целью пифия пила  кровь жертвенных ягнят. Как только божественный дух входил в тело  пифии, жрец задавал ей вопросы и получал из ее уст ответы  богов-олимпийев. Как правило, эти ответы, произносимые с диковинной,  нехарактерной для обычной речи интонацией, были двусмысленными. Лукиан  (II в. н.э.) насмехался над этой двусмысленностью: "Только второй  Аполлон смог бы прояснить слова первого". Так, рассказывают, что пифия  предостерегла Нерона: "Опасайся шестьдесят третьего года". Нерон  истолковал это пророчество применительно к своему собственному  шестидесятитрехлетию. Однако в действительности оно относилось к  Гальбе, который находился именно в этом возрасте, когда сверг Нерона.
Самый знаменитый и почитаемый оракул находился в Дельфах, на горе  Парнас. Окрестные глыбы и скалы рождали причудливое эхо; из пещеры на  склоне горы исходили ядовитые испарения; в тайном святилище хранилось  изображение Аполлона, увитое ветвями лавра. Чтобы изречь оракул, пифия  садилась на золотой треножник, установленный у расщелины, откуда  поднимались наркотические пары. Вскоре она погружалась в божественный  транс: шея ее набухала, тело извивалось в конвульсиях, голова  судорожно дергалась. Это зрелище было достаточно эффектным, чтобы все  присутствующие преисполнялись благоговейным ужасом.
Чтобы осознать все значение подобных мантических феноменов,  следует учесть, что любой религиозный экстаз во все времена считался  признаком божественном вдохновения. На буйных празднествах в честь  Орфея и Диониса люди нередко входили в такой экстаз и выкрикивали  пророчества. Да и в обыденной жизни божественные вести распознавались  в полете птиц, в шелесте деревьев или в чихании соседа. Вековая  тренировка в отслеживании подобных знамений оказалась полезной. Благодаря ей восприятие древних греков обострялось. Постоянная  бдительность не только способствовала пополнению оккультных знаний, но  и развивала наблюдательность в самом широком смысле слова.
Оракулы и знамения играли важную роль в политической жизни. Прежде чем объявлять войну, необходимо было испросить совета у богов. И нередко оракулы, предоставлявшие также стратегические рекомендации,  оказывались ответственными за начало военных действий. Можно сказать,  что ясновидящая дельфийская пифия подчас выступала в роли  общегреческого министра иностранных дел и военного советника.
 
Полководцам приходилось постоянно быть начеку: ведь любое  неблагоприятное знамение могло посеять панику в рядах войска. В IV  веке до н.э., когда Тимофей готовил к отправке в поход союзный  аттический флот, какой-то воин чихнул, и все дело застопорилось. Воины  наотрез отказались садиться на корабли. Тимофей рассмеялся - хотя едва  ли на душе у него было весело - и спросил: "Что это за знамение,
если  от него всего-навсего чихнул один человек?"(. Агафокл (361 - 289  гг. до н.э.), отправляясь в опасную экспедицию в Ливию, взял с собой  "счастливых сов" - священных птиц Афины Паллады. Увидев, что воины  перед битвой удручены и подавленны, он выпустил птиц. Совы уселись на  щиты и шлемы воинов, и боевой дух вернулся к ним. По сей день во  время религиозных шествий в Южной Италии выпускают на волю голубей.  Этот обычай напрямую восходит к древней традиции гадания по полету  птиц.

Знамениями божественной воли считались также необычные явления,  происходившие в храмах. Если пропадало священное оружие, если статуя  божества потела, если двери храма сами по себе распахивались и т.д.,  все это считалось дурными предвестиями. Не исключено, что к этим  "чудесам" прикладывали руку сами жрецы, когда хотели повлиять на  общественное мнение. Единственная в своем роде книга, приписываемая  Герону Александрийскому (II в. н.э.), поясняет, что такие чудеса можно  было творить при помощи различных механических приспособлений. Капли  ароматических масел под давлением теплого воздуха стекали с рук  бронзовых статуй и падали на огонь алтаря. Когда распахивали двери  храма, водяной сифон производил таинственные трубные звуки. Когда  перед дверью храма зажигали огонь, воздух в пустотелом алтаре  нагревался и, расширяясь, выталкивал капли воды из соединенного с  алтарем сосуда в подвешенное на веревке ведро. Ведро опускалось,  приводя в движение стержни, соединенные со створками двери, и дверь  открывалась. Разумеется, весь этот механизм был тщательно скрыт от  зрителей.
Однако не следует полагать, будто все магические операции в  древности были рассчитаны исключительно на то, чтобы обманывать  доверчивых простаков. Даже самые рьяные проповедники новорожденной  христианской религии не сомневались в сверхъестественной силе  эллинистических богов и демонов, хотя и осуждали проявления этой силы  как дьявольские искушения. Религия у древних греков - как и у всех  прочих народов - тесно переплеталась с магией. Рассматривая магические  обряды греков, мы в первую очередь должны задаваться вопросом, какова  была этическая подоплека каждого из таких ритуалов. И если эти  магические действия никому не наносили вреда или, по меньшей мере,  имели какое-то моральное оправдание, то мы не вправе судить их слишком  строго. Подавляющее большинство магов и жрецов искренне верили в то,  что проповедовали. Конечно, многие жрецы оракулов могли воздействовать  на медиума - пифию - путем внушения. Но весьма вероятно, что они  делали это бессознательно, о чем свидетельствуют опыты современных  исследователей оккультных феноменов. В наши дни даже скептики не  сомневаются в том, что предчувствия и ясновидение действительно  существуют. А в эпоху, когда подобные феномены были общепризнанной  частью культуры, они наверняка происходили даже с большей легкостью,  чем ныне. Убежденные в том, что прорицание возможно, греки активно  стремились воспользоваться этой возможностью. Правда, непонятно, какую  пользу они могли из нее извлечь: ведь столь же твердо эллины были  уверены, что судьбы не избежишь. Возможно, кое-кто из них в конце  концов склонялся к мнению, выраженному греко-сирийским мыслителем  Ямвлихом: "Лучше не заглядывать в грядущее и смиренно ожидать  превратностей судьбы". Однако люди продолжали вопрошать о будущем. Именно Ямвлиху, невзирая на приведенное высказывание, приписывается  изобретение алектромантии - гадания по поведению птиц. Совершив  подготовительные магические обряды, следовало написать на песке буквы  алфавита и рассыпать по ним ровным слоем горсть пшеницы или ячменя. Затем гадающий замечал буквы, с которых птица склевывала зерно,  записывал их в том же порядке и пытался обнаружить скрытый смысл в  полученных таким образом словах.
  Ценность предвидения убежденно отстаивал Птолемей - великий  астроном и астролог, современник Ямвлиха. Этой теме посвящена глава "О  влиянии звезд" в его знаменитом астрологическом трактате "Тетрабиблос"  ("Четверокнижие"). Вообще, - заявляет Птолемей, - благо в том, чтобы  владеть знанием человеческим и божественным и радоваться этому знанию. Конечно, предвидение будущего на самом деле не приносит ни славы, ни  богатства; однако в этом искусство предсказания ничем не отличается от  всех прочих искусств. Непредвиденные события повергают нас в ужас или,  по меньшей мере, нарушают спокойствие духа; но если мы предупреждены о  грядущей судьбе, то можем ожидать будущего со спокойным достоинством.
Не все события человеческой жизни совершаются по воле богов, и не  все они неизбежны; наконец, не все они определяются единой и  неумолимой судьбой, ибо кроме судьбы, существуют также природные  явления. Человек подвержен не только тем катастрофам, что  предопределены его собственной личностью, но и тем, что проистекают от  общих причин - мора, наводнения или пожара, жертвами которых  становятся целые толпы. Такие происшествия следует объяснять  отсутствием каких-либо небесных влияний, которые могли бы  предотвратить их. Тот, кто занимается предсказанием будущего, должен  прорицать лишь те события, которые относятся к сфере естественной  причинности. Все эти тонкости, подробно рассматриваемые Птолемеем, -  несомненный продукт позднегреческой философской мысли. Первоначально  греки относились к астрологии совсем иначе, ибо размеренное движение  небесных тел наводило, скорее, на мысли о математической точности  событий и неотвратимости судьбы.
Астрология не была греческим изобретением. Более того, греки  познакомились с ней довольно поздно, лишь благодаря Александру  Македонскому, принесшему астрологические знания из Вавилона и Египта. Однако она очень быстро завоевала огромную популярность. Эллины не  только старательно записывали время рождения детей, в котором  заключалось важное астрологическое значение, но и основывали на  толковании гороскопов все ответственные решения. Халдейские астрологи,  поселившиеся в Афинах, пользовались славой и почетом. Вавилонянин  Берос основал астрологическую школу на острове Кос. Уважение к нему  было так велико, что в афинском гимнасии установили статую Бероса с  золотой лирой - символом божественного дара пророчества.