В душе древнего грека аполлонийское начало соседствовало с  дионисийским: гармоничный, рациональный мир четких пластических форм и  интеллектуальной ясности уживался с темным, зловещим и хаотическим  миром призраков. Приверженцы культа Диониса вызывали души умерших и  поощряли веру в ведьм и привидения.
Чудовища, преследовавшие древних греков в ночных кошмарах,  обладали примерно теми же отвратительными чертами, что и средневековые  призраки и бесы. Их можно уподобить и тем ужасным монстрам, ведьмам и  гротескным животным что подчас проникают в сновидения наших  современников. Апулей (II в. н.э.) описывает в "Золотом осле" поистине  душераздирающий кошмар. Дело происходит в Фессалии. После доброго  обеда Аристомен и его друг ложатся спать в каком-то захудалом  трактире. Только что Аристомен успевает заснуть, как дверь  распахивается и в комнату входят две ведьмы-старухи. Кровать  Аристомена опрокидывается и прикрывает собой Аристомена, упавшего на  пол. Наблюдая за происходящим из этой малоудобной позиции, он видит,  как старухи закалывают его друга и аккуратно сцеживают его кровь в  маленький мех. Затем одна из них запускает руку в рану и вырывает  сердце жертвы, а рану затыкает губкой, бормоча при этом заклинание:  "Ну, ты, губка, бойся, в море рожденная, через реку переправляться!".
Затем ведьмы замечают Аристомена и подвергают его издевательствам,  после чего исчезают. Наутро выясняется, что сон оказался правдой:  стоило другу Аристомена наклониться над рекой, чтобы напиться воды,  как волшебная губка вывалилась, и околдованный путник рухнул замертво(. Греки с их богатым воображением точно так же подчас не умели  отличить реальное от иллюзорного. Когда во сне им являлись мифические  чудовища, изображения которых они видели днем, им казалось, что визит  волшебного существа был не галлюцинацией, а подлинным происшествием.
  Но даже если сновидение не смешивалось с реальностью, оно все  равно давало обильную пищу воображению. Во сне греки получали  предсказания будущего, божественные откровения и предостережения о  грозящих опасностях. Чаще всего ночные гости вселяли в эллинов ужас.
Насылателем кошмаров считался козлоногий, рогатый Пан, сын нимфы  Дриопы(. Ранние христиане изображали дьявола в облике Пана и  наделяли его многими чертами этого греческого бога пастухов.
  Прежде чем отправиться в путь, мореплаватели проводили ночь в  храме Посейдона, моля этого морского бога о том, чтобы он послал им  пророческий сон, приоткрывающий завесу тайны над исходом плавания. Большим почетом пользовались также храмы Асклепия, в которых  бог-целитель посылал верующим сновидения, открывающие способ излечения  от болезни. Боги ниспосылали вещие сны не только частным лицам:  государственные деятели и полководцы нередко посылали своих помощников  в храмы получить сон-откровение о делах общественной значимости. Когда  Александр Македонский слег от смертельного недуга, несколько его  полководцев отправились в храм Асклепия узнать, следует ли оставить  царя во дворце или лучше перенести его в святилище бога-целителя. Асклепий велел оставить умирающего героя в покое.
  Примечательная особенность таких "асклепиевых" сновидений  состояла в том, что они легли в основу всей медицинской науки греков. При каждом успешном исцелении история болезни и предписанное средство  от недуга тщательно записывались или даже высекались на стенах храма. С течением столетий эти терапевтические сны образовали внушительный  архив. Утверждали, что великий врач Гиппократ был обязан своими  познаниями, в первую очередь, храмовым записям, ведшимся в его родном  городе, Косе. В связи с этим упоминали сновидение, спасшее Афины от  мора: некой женщине явился во сне призрак какого-то мертвого скифа,  посоветовавший полить вином все улицы и переулки охваченного эпидемией  города. По совету скифа, зараженный воздух "очистили" вином, и мор  отступил.
  О том, какое огромное значение придавали греки сновидениям,  свидетельствует повышенное внимание к их точной интерпретации. Искусный толкователь снов мог рассчитывать на большую награду. Сонник  Артемидора Далдиана, современника Апулея, завоевал невероятную  популярность. Артемидор утверждал, что многие сны содержат в себе  простой и ясный образ предвещаемого ими события, но некоторые  сновидения открывают будущее в символической форме, и этот символ  следует верно истолковать. Толкователь должен уточнить все детали  сновидения, которое он намеревается расшифровать. Если начало  сновидения оказалось запутанным и неясным, толкование нужно начать с  конца и, продвигаясь в обратном направлении, восстановить отправную  точку событий. Более того, толкователь должен учитывать, в каком  состоянии души пребывал человек, увидевший сон, каково его  общественное положение и состояние здоровья. Важно знать, приснился ли  данный сон господину или рабу, богачу или бедняку, старику или юноше. Толкование сна будет зависеть от всех этих факторов.
Если, например, старику приснилось, что он ранен в грудь, это  предвещает неприятности. Но если такой же сон увидела молодая девушка,  это сулит ей верного возлюбленного. Если бедняку приснилось, что он  превратился в женщину, это добрый знак, ибо кто-то проявит о нем  заботу. Богачу же такой сон предвещает потерю высокого положения: ему  придется удалиться от дел и затвориться в доме. Увидев во сне, что его  утешают и ободряют, раб может рассчитывать на счастливые события,  господин же - лишь на несчастье и оскорбление. Если больному  приснилось, что он стал хозяином трактира, это значит, что он скоро  умрет, ибо смерть, подобно трактирщику, принимает к себе всех без  разбора. Здоровому же человеку такой сон предвещает благополучное  путешествие. Некоторые сны, по мнению Артемидора, являются счастливыми  предзнаменованиями для людей, занятых каким-либо конкретным делом или  профессией. Так, сон о муравьях, забравшихся в принадлежащий человеку  экипаж, благоприятен для учителей и ученых: это означает, что они  добьются внимания публики, символом которой являются муравьи. Но всем  прочим людям такой сон предвещает смерть: жилищем для них, как для  муравьев, станет земля.
Тот, кто ест книги во сне, тоже скоро умрет. Но законникам,  учителям и государственным деятелям такой сон сулит пополнение знаний. Увидеть себя во сне с ослиными ушами хорошо только для философом,  которым дозволяется истолковать это сновидение в следующей лестной  манере: они останутся равнодушны ко всяким сплетням и пустым слухам,  "ибо осел редко шевелит ушами". Прочим людям такой сон предвещает  рабство: им придется трудиться тяжело, как домашней скотине. Увидеть  же себя одетым в нелепую одежду - дурное предвестие для всех, кто не  терпит, чтобы над ними насмехались; а вот актерам и танцовщикам этот  сон предвещает великие успехи на сцене.
Кошмарные сны, которые Артемидор тщательно перечисляет, тоже  могут сулить удачу. Сон, в котором спящий держит в руке собственную  голову, благоприятен лишь для тех, у кого нет ни жены, ни детей. А вот  сон о сожжении на костре является счастливым знаком для всех: больному  он предвещает выздоровление, а молодым людям - бурные любовные  страсти. Хорошо также увидеть себя во сне бичуемым кнутами: богатому и  способному человеку это сулит разнообразные выгоды и блага. Столь же  благоприятен сон о распятии. Всякий, кто увидит себя во сне распятым  на кресте, может рассчитывать на безмятежное счастье в супружеской  жизни. Мореплавателям такой сон предвещает благополучное путешествие,  "потому что крест, как и корабль, состоит из дерева и гвоздей, и  потому что страдания распятого в чем-то подобны морской болезни". Политику сон о распятии обещает назначение на высокий пост в той  местности, где во сне был воздвигнут крест. Рабам же этот сон сулит  скорое освобождение.
В то время среди греков был также широко распространен культ  мертвых. Верили, что покойники встают из могил, если не успели  завершить при жизни какое-то важное дело, а также если над ними не  были совершены должным образом все погребальные обряды. Как правило,  покойник, вернувшийся в свое жилище, наводит ужас на домочадцев. Очень  редко греческие привидения оказываются столь нежными и поэтичными, как  призрак, посетивший дом Евкрата. У Евкрата умерла любимая жена. Вместе  с ее телом на погребальном костре сожгли ее платье и украшения. На  седьмой день, когда вдовец читал диалог Платона "Федон", чтобы хоть  немного утешиться, жена вошла в комнату, села рядом с ним и  пожаловалась, что одну ее золотую сандалию не сожгли. Сандалия, -  сказала она, - выпала из гроба и не попала в костер. Как только душа  покойницы произнесла эти слова, послышался лай собаки, и призрак  исчез. Сандалию затем нашли и сожгли. Покойница больше не возвращалась.
  Кладбища всегда внушали грекам мистический ужас. В теле покойника  могли сохраняться остатки жизни, а потому всегда оставалось опасение,  что умерший может восстать из могилы или, по меньшей мере, послать в  мир живых своего призрачного двойника. Кроме того, на кладбищенских  аллеях и в некрополях по ночам появлялись сверхъестественные существа - например, адская Геката в окружении призраков и воющих псов.
Зловещее видение такого типа предстало Диону - ученику Платона,  тирану Сиракуз (409 - 354 гг. до н.э.). Избавившись наконец от негодяя  Гераклида, Дион отдыхал в вестибюле своего дома, погруженный в  раздумья. Внезапно он услышал за спиной чьи-то шаги. Дион обернулся и  увидел перед собой рослую женщину, которая своим черным лицом и черным  одеянием напоминала богиню мщения. Не обращая внимания на тирана, она  мела метлой пол в зале. Дион позвал на помощь, но призрак тут же  исчез. Несколько дней спустя сын Диона покончил жизнь самоубийством, а  вскоре был убит и сам тиран.
Во время своего путешествия в Индию Аполлоний Тианский со своим  спутником Дамием перевалил через снежные вершины Кавказа и спустился  на равнину, залитую лунным светом. Достигнув берега реки Инд, они  встретили Эмпусу - чудовищную обитательницу ада, которая все время  меняла облик, а иногда становилась невидимой. "Сообразив, кто перед  ним, Аполлоний осыпал чудовище бранью и велел своим спутникам сделать  то же самое, объяснив, что это - действенное средство против такого  явления. Фантом обратился в бегство, визжа точь-в-точь, как это делают  призраки".
  Позднее, уже вернувшись из Индии, Аполлоний отправился в  путешествие по Греции и посетил Афины, Эфес и Коринф. Согласно  Филострату, биографу Аполлония, в Коринфе этот философ встретил ламию - вампира. Среди спутников Аполлония был юноша Менипп, бедный студент,  чьим единственным имуществом был плащ философа. Аполлонию пришлись по  душе красота и рассудительность этого молодого человека, и он принял  его в свое окружение. Вскоре до Аполлония дошли слухи, что в Мениппа  влюблена некая чужеземная госпожа - красивая и невероятно богатая  финикиянка. Она хотела выйти замуж за Мениппа, хотя нищий философ был  ей не ровня; Менипп же с радостью готов был взять ее в жены, ибо любил  ее всем сердцем. Он пригласил Аполлония как почетного гостя на  свадебный пир, и учитель, почувствовав, что его ученику грозит  опасность, объявил, что ради такого особого случая нарушит свой обычай  воздержания от жирной пищи и вина. Явившись на пир, Аполлоний попросил  представить ему невесту. Пристально осмотрев ее, он повернулся к  Мениппу и спросил, кому принадлежат все серебряные и золотые чаши и  прочие украшения в пиршественном зале. "Этой госпоже, - отвечал юноша, - ибо вот все, чем я владею", - добавил он, указав на собственный  плащ. "Все эти богатства, - сказал Аполлоний, - ненастоящие. Это лишь  иллюзия, а твоя прекрасная и восхитительная невеста - не смертная  женщина, а вампир, ламия. Такие существа, конечно, ценят радости  Афродиты, но еще больше любят пожирать человеческую плоть".
Невеста сделала вид, что подобная чепуха ей отвратительна. Она  заявила, что философы вечно отравляют радость честным людям, пугая их  дурными знамениями, и велела неблагодарному гостю покинуть дом. Но  Аполлоний взял со стола серебряный кубок и взвесил его на руке. Тот  оказался легче перышка. Спустя несколько мгновений кубок растаял в  воздухе. Потом исчезла тарелка; Аполлоний произнес магическое  заклятие, и все повара и слуги рассыпались в прах, а затем начали  рушиться и стены дома. Не выдержав этого издевательства, невеста  созналась, что действительно хотела сожрать Мениппа, предварительно  откормив его, "ибо в ее обыкновении было питаться молодыми и красивыми  телами, в которых кровь чиста и сильна".
Но страх перед призраками и привидениями не мешал древним грекам  вызывать души умерших в особых местах, предназначенных для таких  ритуалов. Заклинателей душ называли "психагогами" - "душеводителями". О самих ритуалах известно очень мало, но можно не сомневаться, что им  предшествовали пост и сосредоточение. Почти наверняка для этих  церемоний, проводившихся под покровом ночи, требовались также кровь и  сожжение жертв. Психагоги были весьма влиятельными особами. Один из  них не побоялся передать тирану Периандру (625 - 585 гг. до н.э.)  дурные вести от его усопшей жены. Покойница явилась перед заклинателем  обнаженной и дрожащей от холода, ибо на похоронах ее одежды погребли  вместе с ней, а не сожгли на костре, как требовал обычай. Услышав это,  мудрый Периандр повелел устроить общественный пир для всех коринфских  женщин. Нарядившись в лучшие одежды, женщины собрались на городской  площади, ожидая пышных зрелищ. Однако им было велено раздеться, после  чего одеяния их собрали и сожгли в яме, посвятив покойной супруге  тирана. Жена Периандра объявила устами психагога, что теперь ей тепло  и уютно в царстве Аида.
Несмотря на то, что некоторые философы и, в первую очередь,  Платон, возмущенно протестовали против некромантии, ритуалы заклинания  мертвых остались важной составной частью эллинистической религии.
Наряду с культом мертвых и некромантией, существовали также  особые магические обряды умилостивления покойных героев. Вообще, этих  полубогов побаивались, но во времена опасности они становились  милосердными покровителями и защитниками людей. Как правило, культ  героя был тесно связан с каким-либо городом или районом; в более  древние времена он мог иметь форму культа предков или домашних богов,  центральным элементом которого являлось поклонение домашнему очагу. Усыпальницами некоторых героев служили небольшие здания, окруженные  колоннадой, священными деревьями и садами. Могилы других были  недоступны всеобщему обозрению, располагаясь под фундаментами  общественных построек; точное их местонахождение хранилось в тайне из  опасения, что кости героя могут похитить. Кости эти, как впоследствии  мощи христианских святых, наделялись чудодейственной силой, дарующей  удачу городу или местности, где они погребены. Отличной иллюстрацией к  этому поверью служит миф об Эдипе. Узнав о том, что он убил  собственного отца и стал супругом своей матери, Эдип во искупление  этих чудовищных злодейств отправился в скитания по городам и весям  Эллады. Несмотря на то, что все питают к нему отвращение, несмотря на  то, что на нем лежит тягчайшая вина, города соперничают между собой за  право предоставить ему кров, ибо всем известно: Эдип принесет удачу  той земле, где будет похоронен.
Магические обряды в честь героев совершались ночью, в весьма  торжественной обстановке. Они отличались от ритуалов, входивших в  культ богов. Жрец культа открывал отверстие в западной стене гробницы  героя и произносил магические формулы. В жертву герою приносили вино,  молоко и умащения для волос; в отверстие вливали кровь, которая, как  считалась, на время возвращала покойного к жизни. От усыпальницы героя  исходила могучая сила, влиявшая на жизни людей и на благосостояние  города, а подчас таинственным образом отражавшаяся и на судьбе всей  страны. Агамемнон, покоящийся в такой усыпальнице, играет активную  роль в действии трагедии Эсхила "Хоэфоры": он ни разу не появляется на  сцене, но без него трагедия осталась бы незавершенной. В "Персах"  герой-царь Дарий восстает из могилы, чтобы принять участие в действии. В этой трагедии Эсхил впечатляюще воссоздал магический ритуал  заклинания мертвого.
Но, как известно, от великого до смешного один шаг. Греки  превращали в героев и причудливых аллегорических персонажей, шутливое  поклонение которым становилось пародией на героический культ. В  Мунихии воздавали почести мифическому Акратопоту, который пил  неразбавленное вино. В глазах любого порядочного эллина он был  закоренелым пьяницей: ведь греки всегда разбавляли вино водой. В  Спарте поклонялись Кераону и Маттону - виночерпию и хлебопеку, а в  Беотии место героев в аналогичном культе и вовсе заняли хлеб и пироги. Такая самоирония очень характерна для греков. В противовес им, все  ближневосточные культы преисполнены торжественного пафоса. В Ветхом  Завете невозможно обнаружить даже следов чувства юмора. Фригийцы,  вавилоняне и ассирийцы неисправимо благоговейны в своей обрядности, а  персы и евреи бесконечно суровы и строги.